Подход - Страница 18

— Православные! Побойтесь Бога! Неужто же продавать деревню! снова гремѣлъ возгласъ Антипа Яковлева. — И такъ вѣдь у насъ пьяницъ-то достаточно… Вонъ двое еле на ногахъ стоятъ… кивалъ онъ на сына Буялихи и на старосту.

— А ты мнѣ подносилъ? Нешто подносилъ? подскочилъ къ нему староста. — Какую такую ты имѣешь собственную праву начальство корить! Я тутъ начальство, я тутъ набольшій, а ты…

— Не про тебя рѣчь… Чего ты лѣзешь-то? Я про другихъ говорю… увильнулъ Антипъ Яковлевъ и продолжалъ:- Не продавайте, православные, деревни, наплюйте вы на дьявола-искусителя, а ежели кто отъ него впередъ за это дѣло брюхомъ и подаркомъ вынесъ, то нечего его жалѣть. Мало нешто вы ему каждый годъ денегъ-то въ Быково перетаскаете — вотъ пусть это и будетъ изъ барышей.

— Триста рублей и семь ведеръ! ревѣлъ чей-то хриплый голосъ.

— Пять ведеръ достаточно… возражалъ тенористый голосъ.

— Пять ведеръ… Семь ведеръ… повторяли на всѣ лады ребятишки, какъ зрители, влѣзшіе еще далеко до начала схода на двѣ облетѣвшія отъ листа березы, помѣщавшіяся около пожарнаго сарая.

Кто-то изъ мужиковъ погрозилъ имъ кулакомъ, кто-то пустилъ въ нихъ камнемъ.

— Въ такомъ разѣ, господа почтенные мужички, надо будетъ у самого Аверьяна Пантелеева спросить, что онъ на это скажетъ — согласенъ или не согласенъ, проговорилъ староста и сталъ манить кабатчика, стоявшаго черезъ улицу у воротъ дома Буялихи.

Кабатчикъ перешелъ улицу и подошелъ къ сходу.

XV

Прежде чѣмъ заговорить, кабатчикъ Аверьянъ Пантелеевъ снялъ шайку и началъ креститься, потомъ поклонился міру впередъ, направо и налѣво, и началъ:

— Православные христіане! Мужички Божіи! Я радѣю деревнѣ, хочу выстроить зданіе на пользу общества, чтобы при немъ благообразіе въ видѣ украшенія… Къ примѣру, постоялый дворъ на манеръ гостинницы и лавочку… чтобы, значитъ, все подъ рукой… а вы тѣсните торговца во всемъ его составѣ… Я ли не дѣлалъ учтивости колдовинскимъ мужикамъ? Каждый, который, къ примѣру, приходилъ въ Быково, угощался съ полнымъ русскимъ гостепріимствомъ и уходилъ сытъ и пьянъ. Женское сословіе тоже получило свою учтивость отъ меня. А вы тѣсните. Я слышу крики: триста рублей… Я слышу словесность, чтобъ семь ведеръ вмѣсто пяти. Но, ей-ей, даже вотъ хоть сейчасъ побожиться, двѣсти рублей очень достаточно, коли ежели цѣлое оное зданіе черезъ десять лѣтъ въ вашу пользу… А что до семи ведеръ, то и далъ бы, православные, семь, не постоялъ бы изъ-за двухъ ведеръ, но по моей головной меланхоліи, только пять ведеръ и захватилъ. Желаете оныя получить полностію, прикажите выслать депутатовъ на дворъ къ Буялихѣ.

— Ты деньгами за два ведра въ придачу къ пяти додай! Мы деньгами возьмемъ… послышались голоса изъ группы мужиковъ, стоявшихъ около старосты.

Кабатчикъ развелъ руками.

— Не желаете помирволить торговцу — извольте… Красненькую накину. Гдѣ наше не пропадало! Ой-ой-ой, господа, какъ нынче трудно для комерціи! вздохнулъ онъ и полѣзъ въ карманъ за деньгами.

— Ничего намъ не надо! Ничего! Мы не пустимъ кабака въ деревню! Кабакъ впустить — надо себя загубить! кричали изъ группы, тѣснившейся около Антипа Яковлева.

— Милые мои собратья, господа мужички почтенные, славянскія вы души! Да нешто это кабакъ? Трактиръ во всемъ своемъ благолѣпіи, чтобы скромно и тихо по рюмочкѣ и чайку напиться. А то: кабакъ! Мысленность моя, чтобы по всей цивилизаціи завести… Пожалуйте десять рублей…

Кабатчикъ помахивалъ красненькой бумажкой, но ее никто не бралъ. Изъ группы мужиковъ около старосты кричали:

— Триста! Триста арендательскихъ! Не дозволимъ.

— Обижаете, православные… Вѣдь въ десять годовъ это тысяча лишняго. За что же, спрашивается, я вамъ всякую учтивость дѣлалъ, коли вы хотите меня зарѣзать! вопилъ кабатчикъ.

— Староста! Отбирай голоса и считай, кто за кабакъ и кто противъ! говорилъ Антипъ Яковлевъ. — Мы противъ, всѣ противъ… Братцы, становитесь ко мнѣ, кто противъ кабака.

— За триста пожалуй… а за двѣсти я не согласенъ… проговорилъ какой-то мужикъ въ группѣ старосты и перешелъ на сторону Антипа Яковлева.

Кабатчикъ испугался.

— Извольте… Пятерочку къ красненькой на угощеніе прибавлю!

Кабатчикъ опять полѣзъ за деньгами.

— Да что намъ въ пятеркѣ! Ты говори прямо: даешь арендательскихъ триста или не даешь? раздавались голоса за старостой. — Вѣдь и намъ тоже стоило бы вязаться! Триста, а нѣтъ, такъ и я супротивъ питейнаго. Въ самомъ дѣлѣ, ужъ коли ежели Бога забываемъ…

Второй мужикъ отдѣлился отъ группы старосты и двинулся къ группѣ Антипа Яковлева.

— Я и на вашу часовню пятьдесятъ рублевъ жертвую! Получайте! вскричалъ кабатчикъ.

— Въ годъ?

— Зачѣмъ же въ годъ? Пусть это будетъ единовременное происшествіе отъ щедротъ нашихъ.

— Староста! Дѣли народъ на согласныхъ и не согласныхъ… требовалъ Антипъ Яковлевъ.

Староста утерся рукавомъ и сказалъ, обращаясь къ своей группѣ:

— Православные! Что жъ давить-то человѣка? Вѣдь такой же христіанинъ. На часовню онъ полсотни жертвуетъ, такъ помирволимъ и мы ему. Ну, грѣхъ пополамъ… Возьмемъ съ него арендательскихъ двѣсти пятьдесятъ въ годъ, а на часовню особо.

— Пусть на часовню пятьдесятъ рублей въ годъ даетъ, тогда согласны.

— Православные, помилосердуйте!

Кабатчикъ воздѣлъ руки къ верху и сдѣлалъ умоляющую позу.

— Кто за двѣсти, кто за двѣсти пятьдесятъ? Выходи! кричалъ староста.

— Да мы ни за двѣсти, ни за триста не желаемъ кабака… стоялъ на своемъ Антипъ Яковлевъ. — Чего ты? Считай голоса, считай народъ.